Три дискурса российской политики
Три основные силы, все время так или иначе проявляющиеся в российской политике, всем хорошо известны. Это либералы (либерасты, демокрады и т.п.), коммунисты (краснопузые, комми и т.п.) и русские националисты (нацисты, фашисты, "коричневые" и т.п.). Важно, что все три указанных направления хорошо представлены не просто на уровне идей, но и на уровне социума, они понятны не какой-то "кучке высоколобых", но и "человеку с улицы". У каждого дискурса – свои многочисленные сторонники, свои "зоны влияния", каждое направление, в принципе, перспективно – то есть имеет основания рассчитывать на то, чтобы сделаться государственной идеологией и провести своих "лучших представителей" к вершинам российской власти.При этом каждое из трех, в принципе, враждебно двум другим. Спорят меж собой политики каждого из лагерей, плохо переносят друг друга "рядовые представители" каждого из течений. Конечно, в живой политике всегда возникают временные союзы, но в целом – коммунисты традиционно враждебны националистам (фашистам), либерасты любят называть "красных" "упоротыми", а наци часто прямо обвиняют либерастов в предательстве интересов русского народа.
До сих пор все три дискурса рассматривались сами по себе, каждое в отдельности. Здесь я покажу, что все три, в специфических условиях современной России, растут, собственно, из одного корня. Он и обеспечивает каждому из этих направлений свой, специфический успех у самой широкой аудитории, перспективы и понимание на уровне значительной части постсоветских обывателей.
Этот корень – беззащитность обывателя.
Люди на постсоветском пространстве невротизированы на протяжении нескольких поколений. Как я уже писал ранее, вся система управления в стране была выстроена по оккупационному принципу, то есть "сверху вниз". Начальство более высокого уровня назначало начальство низшего уровня, а сами обыватели были (и, по большому счету, остаются) полностью исключенными из этого процесса. Им дозволялось лишь условно "вотировать" назначения, произведенные не ими, на своеобразных "выборах без выбора".
Еще более вопиющая ситуация закреплена в сфере правоохраны. Судьи, полицейские, государственные обвинители – обо всех этих людях рядовые обыватели, как правило, не знают вообще ничего (не говоря уж о возможности как-то на них влиять). На протяжении поколений совграждане не имели понятия, откуда берутся их правоохранители, кто их назначает, кто продвигает, по какому принципу это происходит и т.п.
Получалось, что в весьма "чувствительной" сфере, сфере защиты своих прав, включая права на жизнь, свободу и имущество, советский и постсоветский обыватель вынужден всецело полагаться на добрую волю неких абсолютно ему неизвестных и неподконтрольных "людей в форме". Ситуация психологически тяжелая, по сути, порождающая постоянный стресс. Реальный УЖАС своей полной беззащитности осмеливаются осознавать немногие. Чаще происходит массовое вытеснение ужаса в подсознание (что и позволяет говорить о массовой, социальной невротизации). "На поверхности" сознания остаются представления, рожденные защитными механизмами. Как всегда бывает с невротиками, их "защита" на сторонний взгляд выглядит диковато. В данном случае – по-оруэлловски.
Наиболее распространены два: первое – что "никакие права человека вообще не нужны, от них только хуже" (то есть буквально – быть полностью беззащитным перед враждебным социумом – это правильно, "мир – это война"). И второе – что "главное – это государство, жила бы страна родная, и нету других забот". То есть индивид, зная, что не сможет защитить себя, пытается растворить свою личность в более широкой общности, государстве – и тем самым все-таки обрести иллюзорную защиту.
На территории пост-совка по сравнению с СССР в плане Социальной Защиты ничего не изменилось – вся система правоохраны остается заботливо выведенной из сферы контроля общества. Обыватель по-прежнему не имеет никаких способов контроля за полицейскими, прокурорами и судьями, чаще всего он даже не знает, кто это такие, до тех пор, пока не попадает к ним в лапы. Он социально беззащитен – как беззащитен каждый житель оккупированной страны.
Я уже приводил образ этого состояния, и здесь его повторю: постсоветские обыватели подобны практически голым и безоружным людям, которых держат в одном просторном вольере с дикими хищниками. У хищников – зубы, когти и челюсти, у обывателей – одна слабая заискивающая улыбка. По большому счету, обывателям остается только рассчитывать на то, что их очень много, а хищники, похоже, сыты. "Всех сразу не сожрут". Кто такие эти хищники? Это – очень "любимое" всеми обывателями государство.
Вот эта массовая невротизация и порождает три течения, три основные силы постсоветского общества – либералов, коммунистов и нацистов. Она обеспечивает каждому из течений надежную поддержку и сочувствие масс.
Почему? Потому что невротизированный, беззащитный обыватель в постсоветском обществе чувствует постоянную угрозу со стороны трех своих "врагов". Это Чиновник, Бизнесмен и Нацмен.
1. Либералы
Либералы "специализируются" на том, что обещают избавить обывателя от страха перед Чиновником. Чиновник – то есть часть, "винтик" действующего в стране оккупационного механизма власти – реально вызывает у обывателя подспудный страх и ненависть.
На фокус-группах в любом конце страны, "от моря и до моря" при обсуждении с обывателями их отношения к представителям властей всегда очень четко проступает разделение – "они" и "мы". "Мы" — это рядовые, обычные жители, "те, которые работают" или "живут на пенсию". "Они" — это "люди из Белого дома" (в каждом городе есть свой "белый дом", где располагаются административные учреждения), "люди из власти", "начальство".
Словом, "они" — это и есть чиновники. Обыватели прекрасно отдают себе отчет, что "они" — это закрытая, привилегированная группа; она не только получает неправомерно большую часть общественного богатства (в просторечии "ворует"), но и чувствует себя намного более защищенной, чем простой обыватель! Вплоть до того, что сынок какой-нибудь "шишки" может спокойно переехать автомобилем одного или нескольких обывателей – и ему за это ничего не будет....
Полностью